Великая Борьба
Глава 9. Цвингли и Реформация в Швейцарии
Избирая орудия для осуществления Реформации, Господь руководствовался теми же соображениями, что и при основании Церкви. Небесный Учитель прошел мимо великих мира сего, знатных и богатых людей, которые привыкли к почету и лести. Упоенные своим высоким положением и превосходством, они никогда не смогли бы понять нужды простого народа и стать соработниками кроткого Мужа из Назарета. Слова: «Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков» (Матфея 4:19) были обращены к неграмотным галилейским рыбакам. Это были простые и любознательные люди. Чем меньше их затрагивали лжеучения того времени, тем успешнее мог Христос приготовить их для Своего служения. Так было и во дни великой Реформации. Во главе ее стояли честные, простые люди, не зараженные честолюбием и гордыней, свободные от фанатизма и церковных интриг. Божий план состоит в том, чтобы всегда использовать простых людей для великого дела. В таком случае слава и успех приписываются не человеку, а Тому, Кто действует через него, чтобы производить «и хотение и действие по Своему благоволению». ВБ 171.1
Спустя несколько недель после того, как в хижине саксонского горняка появился на свет Лютер, в домике пастуха, расположенном среди Альпийских гор, родился Ульрих Цвингли. Окружение, в котором рос Цвингли, и полученное им начальное образование как нельзя лучше способствовали его приготовлению к будущей деятельности. Выросший среди величественной, прекрасной природы, он еще с детских лет проникся сознанием величия и всемогущества Бога. Героические подвиги, некогда совершенные в родных горах мужественными людьми, воспламеняли юное воображение. Благочестивая мать рассказывала ему некоторые события библейской истории, самым старательным образом выбранные ею из бесчисленных церковных преданий и легенд. С живым интересом слушал он о великих подвигах патриархов и пророков, о палестинских пастухах, услышавших ангельскую весть о Младенце из Вифлеема, и о Голгофском Страдальце. ВБ 171.2
Отец Цвингли, подобно отцу Мартина Лютера, очень хотел, чтобы его сын получил образование, и в раннем возрасте мальчику пришлось расстаться с родными горами и долинами. Он быстро развивался, и вскоре в семье возник вопрос о серьезном образовании. Тринадцатилетнего мальчика отправили в Берн, в одну из лучших школ Швейцарии. Там, однако, его подстерегала опасность, чуть было не сломавшая ему всю жизнь, — монахи изо всех сил старались склонить Цвингли к поступлению в монастырь. Доминиканские и францисканские монашеские братства, соперничавшие между собой, стремились привлечь к себе как можно больше народа. Этой цели служили и богатое убранство храмов, и пышные религиозные обряды, и поклонение мощам, пользующимся общей известностью, и чудотворные иконы. ВБ 172.1
Доминиканцы Берна понимали — если удастся привлечь на свою сторону этого молодого талантливого студента, то к ним потекут и почести, и деньги. Энергия юности, выдающиеся ораторские способности, литературные, музыкальные и поэтические таланты скорее, чем показная пышность способствовали бы популярности ордена и, следовательно, увеличению его доходов. Хитростью и лестью монахи пытались соблазнить Цвингли поступить в их монастырь. В студенческие годы Лютер похоронил себя в монастырской келье, и он навсегда был бы потерян для мира, если бы не вмешательство Божественного провидения. Цвингли был избавлен от этой опасности. Замыслы монахов стали известны отцу юноши. Он отнюдь не желал, чтобы его сын вел праздную и бесполезную монашескую жизнь. Понимая, что все будущее его сына поставлено под угрозу, он приказал ему немедленно возвратиться домой. ВБ 172.2
Цвингли повиновался, но оставаться в родном селении он уже не мог и вскоре отправился продолжать свои занятия в Базель. Там он впервые услыхал Благую весть о благодати Божьей. Виттембах, учитель древних языков, изучая греческий и еврейский, познакомился и со Священным Писанием, а уже через него Божественный свет был распространен и среди студенчества. Он внушал молодым людям, что есть истина, куда более древняя и возвышенная, чем учения философов и богословов. Эта древняя истина состоит в том, что только смерть Христа может искупить грехи грешника. Эти слова оказались для Цвингли первым лучом света, предвестником зари. ВБ 173.1
Вскоре Цвингли получил первое назначение и оставил Базель. Первым его поприщем стала церковь в Альпах, вблизи его родного селения. После того как Цвингли принял сан священника, «он безраздельно посвятил себя исследованию Божественной истины; ибо прекрасно понимал, — говорит один из его современников, — как много должен знать тот, кому доверили пасти стадо Христово».119Уайли, книга 8, глава 5 Чем больше он постигал Писание, тем отчетливее видел разницу между библейскими истинами и заблуждениями Рима. И он подчинил себя Библии как Слову Божьему — единственно непогрешимому и надежному руководству. Он понимал, что эта Книга истолковывает сама себя. Он не осмеливался искать в Писании подтверждения ранее сформулированным доктринам, а считал своим долгом понимать все так, как написано. В процессе изучения Библии он не прибегал за помощью ни к кому, кроме Святого Духа, ибо был убежден, что Он дастся всем ищущим Его с сердечной молитвой. ВБ 173.2
«Священное Писание, — говорил Цвингли, — дал нам Господь, а не человек, и Тот, Кто просвещает всех, поможет тебе понять все, от Него исходящее. Слово Божье… не может ошибаться; оно открывает себя людям, освещает душу всей полнотой спасения и благодати, утешает ее в Господе и смиряет ее, так что, забывая о себе, душа обращается к Богу». Жизнь Цвингли подтвердила истинность этих слов. Впоследствии, рассказывая о пережитом в то время, он писал: «Когда я полностью посвятил себя изучению Священного Писания, философия и схоластика, усвоенные мной прежде, все время сбивали меня с толку. Наконец я сказал: „Ты сам должен оставить всю эту ложь и самостоятельно вникать в смысл Божьих слов, руководствуясь только Его простым Писанием“. Я начал умолять Господа послать мне Свой свет, и с тех пор мне уже стало легче понимать Священное Писание».120Там же, глава 6 ВБ 174.1
Свое учение Цвингли заимствовал не от Лютера. Это было учение Христа. «Если Лютер проповедует о Христе, — говорил швейцарский реформатор, — он делает то же, что и я. Он привел ко Христу намного больше людей, чем удалось мне. Но это не имеет никакого значения. Я не буду проповедовать никакого другого имени, кроме имени Христа; я — воин Евангелия, и Христос — мой единственный Наставник. Мы с Лютером ни разу не обменивались письмами. Почему? Чтобы все убедились, что Дух Божий не противоречит Сам Себе, поскольку мы оба, не сговариваясь, проповедуем учение Христа совершенно единодушно».121Д’Обинье, книга 8, глава 9 ВБ 174.2
В 1516 году Цвингли пригласили на должность священника в Эйнзидельнский монастырь. Там ему предстояло столкнуться со всеми беззакониями Рима и стать реформатором, оказавшим сильное влияние на умы современников, которое вышло далеко за пределы родных Альп. Среди святынь Эйнзидельна особой популярностью пользовалось изображение Девы Марии, которое, как говорили, обладало чудодейственной силой. Над воротами монастыря можно было прочитать слова: «Здесь можно получить полное отпущение грехов».122Там же, глава 5 Не иссякал поток паломников, стекавшихся сюда, чтобы поклониться Деве Марии, но на ежегодный праздник освящения иконы собиралось множество народа не только со всех концов Швейцарии, но даже из Франции и Германии. Глубоко обеспокоенный всем происходящим, Цвингли, удрученный этим зрелищем, воспользовался возможностью объяснить этим ослепленным рабам суеверия, какую свободу дарует Евангелие. ВБ 174.3
«Не думайте, — сказал он, — что Бог пребывает в этом храме больше, чем в каком-либо другом месте. Где бы вы ни находились, Господь рядом с вами и слышит вас… Могут ли бессмысленные дела, долгие паломничества, жертвоприношения, иконы, взывание к Деве Марии или святым даровать вам благодать Божью?.. Какая польза от многословия наших молитв? Зачем нужны роскошное облачение, аккуратно подстриженные волосы, длинная одежда и расшитые золотом туфли?.. Господь смотрит на сердце, а наши сердца далеки от Него». «Христос, — говорил он, — Который однажды был вознесен на крест, есть искупительная Жертва за грехи всех верующих в Него во все века».123Там же ВБ 175.1
Многим слушателям такие слова не нравились. Горько было слушать, что их изнурительное паломничество бессмысленно. Они не могли постичь истину о безвозмездном прощении грехов через Христа. Путь к Царствию Небесному, указанный им Римом, вполне их устраивал, а трудности, сопряженные с поисками чего-то лучшего, — пугали. Гораздо легче было доверить заботу о своем спасении священникам и папе, нежели самим стремиться к чистоте сердца. ВБ 175.2
Но нашлись и другие, с радостью принявшие весть об искуплении грехов через Иисуса Христа. Обряды римской церкви не приносили душе желанного мира, и теперь люди с верой приняли Кровь Спасителя как умилостивление за свои грехи. Они возвратились домой, чтобы и другим рассказать о полученном ими драгоценном свете. Истина распространялась из селения в селение, из города в город, а число паломников в храме Девы Марии значительно сократилось. Сократились пожертвования, а следовательно, уменьшился и доход самого Цвингли. Но это только радовало его, так как означало, что чары фанатизма и суеверия теряют силу. ВБ 175.3
Церковное начальство не заблуждалось относительно деятельности Цвингли, но пока воздерживалось от вмешательства. Не теряя надежды привлечь реформатора на свою сторону, они пытались купить его лестью. Тем временем истина все глубже проникала в сердца людей. ВБ 176.1
Работа Цвингли в Эйнзидельне приготовила его для более широкой деятельности, которую ему вскоре предстояло начать. После трехлетнего пребывания в Эйнзидельне ему предложили место священника в кафедральном соборе Цюриха. Это был один из самых значительных городов в Швейцарской конфедерации, и отсюда влияние Цвингли должно было выйти далеко за ее пределы. Однако духовные лица, пригласившие Цвингли в Цюрих, опасались каких-либо новшеств и соответственно обозначили его обязанности. ВБ 176.2
«Ты не должен пренебрегать ничем, что только может способствовать увеличению доходов собора. Произнося проповедь с кафедры или принимая исповедь, ты должен наставлять верующих аккуратно платить все десятины и дары, чтобы они таким образом доказывали свою любовь к Церкви. Ты обязан стараться умножать доходы от соборования больных, совершения месс и вообще от всех таинств Церкви. Что же касается причастия, проповеди и заботы о пастве, — добавили его наставники, — то это тоже входит в обязанности священника. Но их ты можешь возложить на своего помощника, особенно проповедь. Причастие ты должен совершать только для знатных лиц, и то лишь тогда, когда тебя позовут; ни в коем случае не следует причащать всех подряд».124Д’Обинье, книга 8, глава 6 ВБ 176.3
Цвингли молча выслушал эти наставления и поблагодарил за оказанную ему честь служить в таком важном месте, а затем изложил свои взгляды о предстоящей работе. «Жизнь Христа, — сказал он, — слишком долго была сокрыта от народа. Я буду проповедовать по Евангелию от Матфея… руководствуясь только Священным Писанием, буду объяснять его глубину, сравнивая отдельные места, и в постоянной и горячей молитве просить о том, чтобы Господь вразумил меня. Я буду служить только во имя славы Господа, Его Единородного Сына и для настоящего спасения душ и назидания их в истинной вере».125Там же Некоторым священникам не понравились намерения Цвингли, и они пробовали разубедить его, но он остался непоколебим, отклонив все упреки в нововведениях и утверждая, что действует теми методами, которыми издавна пользовалась Церковь. ВБ 176.4
Интерес к истинам, проповедуемым Цвингли, уже пробудился; теперь еще больше людей приходило послушать его. Приходили даже те, кто уже давно перестал посещать богослужения. Цвингли начал свое служение с объяснения Евангелия. Он читал, объясняя народу вдохновенные события жизни и смерти Христа, а также Его учение. И здесь, как и в Эйнзидельне, он проповедовал Слово Божье как единственно непогрешимый авторитет и смерть Христа как единственную совершенную жертву. «Только ко Христу, — сказал он, — я желаю вести вас, ко Христу — истинному источнику спасения.»126Там же Вокруг проповедника собирались люди всех сословий, начиная от государственных деятелей и ученых и кончая ремесленниками и крестьянами. Все слушали его с глубоким интересом. Он не только говорил о предлагаемом каждому даре спасения, но и бесстрашно порицал беззакония и пороки своего времени. Многие, выходя из собора, славили Бога. «Этот человек, — говорили они, — проповедник истины. Он станет нашим Моисеем и выведет нас из египетской тьмы».127Там же ВБ 177.1
Но, принятый вначале с таким энтузиазмом, Цвингли вскоре столкнулся с сопротивлением. Монахи решили положить конец его деятельности и осудить его учение. Одни насмехались над ним, другие угрожали и оскорбляли. Но Цвингли переносил все терпеливо, повторяя: «Если мы желаем обратить грешников ко Христу, то должны на многое закрыть глаза».128Там же ВБ 177.2
Как раз в то время дело Реформации получило неожиданную поддержку. Некто по имени Лукиан привез в Цюрих некоторые сочинения Лютера — он был послан из Базеля человеком, сочувствующим идеям Реформации и полагавшим, что продажа этих книг может послужить могучим средством распространения истины. «Реши сам, — писал он Цвингли, — если мой посланец достаточно благоразумен, то пусть отправится к швейцарцам, из города в город, из деревни в деревню и даже из дома в дом с книгами Лютера, а особенно распространит объяснения молитвы Господней, написанной для мирян. Чем больше людей будут знать об этом, тем больше экземпляров будет продано».129Д’Обинье, книга 8, глава 6 Так свет проник в страну. ВБ 178.1
Когда Господь собирается разбить оковы невежества и суеверия, сатана начинает действовать активнее, чтобы погрузить людей в беспросветный мрак и сделать более прочными цепи греха. В то время как в различных странах появились люди, указывавшие народу на возможность прощения и оправдания через Кровь Христа, Рим с новым рвением начал расширять свой рынок, предлагая людям во всех христианских странах прощение за деньги. ВБ 178.2
Каждый грех имел свою определенную цену, и людям предоставлялась свобода совершать преступления, лишь бы только пополнялась церковная казна. Таким образом, возникли два движения: одно предлагало прощение грехов за деньги; другое предлагало прощение грехов через Христа. Рим дозволял грех и делал его источником своей наживы; реформаторы осуждали грех и указывали на Христа как на жертву умилостивления и Избавителя. ВБ 178.3
В Германии продажа индульгенций была поручена доминиканскому ордену и осуществлялась под руководством бесчестного Тецеля. В Швейцарии эта торговля находилась в руках францисканского ордена и возглавлялась Самсоном, одним из итальянских монахов. Самсон уже сослужил добрую службу Церкви, собрав в Германии и Швейцарии огромные суммы денег для папской казны. Теперь он ездил по всей Швейцарии, привлекая к себе огромные толпы людей, обирая бедных крестьян и получая щедрые дары от богачей. Влияние реформы привело к резкому сокращению продажи индульгенций, хотя она все еще продолжалась. Цвингли был еще в Эйнзидельне, когда Самсон появился в соседнем городе со своим «товаром». Как только реформатору сообщили об этом, он немедленно отправился в путь, чтобы помешать Самсону. Им не довелось встретиться, но Цвингли столь успешно разоблачал замыслы Самсона, что тот счел за лучшее удалиться в другие области Швейцарии. ВБ 178.4
В Цюрихе Цвингли продолжал ревностно выступать против торговли индульгенциями, и когда Самсон приблизился и к этому городу, представитель городской ратуши посоветовал ему не переступать городской черты. С помощью всевозможных уловок Самсону удалось получить разрешение на вход, но, не продав ни одной индульгенции, он был выслан из Цюриха и вскоре покинул пределы Швейцарии. ВБ 179.1
Особенный размах приобрела Реформация в 1519 году, когда вся Швейцария была поражена эпидемией чумы, которую называли черной смертью. Столкнувшись лицом к лицу со смертью, многие осознали, как ничтожны и бесполезны жалкие листочки об отпущении грехов, купленные ими. Душа жаждала твердого основания для своей веры. Цвингли не избежал ужасной болезни. Его состояние было настолько тяжелым и безнадежным, что распространился слух о его смерти. Но и в час испытания надежда и мужество не покинули реформатора. Он с верой взирал на Голгофский крест, во всем полагаясь на искупительную жертву Христа. Вырвавшись из объятий смерти, он принялся еще пламеннее проповедовать Евангелие, слова его звучали с необычайной силой. Люди радостно приветствовали своего любимого учителя, который уже побывал на краю могилы. Выхаживая больных и заботясь об умирающих, они, как никогда раньше, сознавали цену Евангелия. ВБ 179.2
Изучая Священное Писание, Цвингли еще глубже начал постигать истину, заключенную в нем, и с еще большей полнотой пережил возрождающую силу этой истины. Грехопадение человека и план искупления — вот темы, к которым он неизменно обращался. «В Адаме, — говорил он, — мы все умираем под тяжестью своих беззаконий, обреченные на вырождение и осуждение».130Уайли, книга 8, глава 9 «Христос… приобрел для нас вечное искупление… Его страдания… это вечная жертва, принесенная ради исцеления души и удовлетворяющая Божественное правосудие в отношении всех тех, кто с твердой и несокрушимой верой уповает на нее». Вместе с тем Цвингли подчеркивал, что благодать Божья не дает людям свободы грешить: «Где есть вера в Бога, там есть и Бог; где есть Бог, там есть и горячее желание делать добрые дела».131Там же ВБ 180.1
Интерес к проповедям Цвингли был настолько велик, что огромный собор не мог вместить всех желающих послушать его. Он открывал людям истину постепенно, сколько они могли вместить. Вначале он тщательно следил за тем, чтобы не затронуть вопросов, которые могли вызвать страх и возбудить предрассудки. Его делом было расположить сердца людей к истине Христовой; смягчить их Его любовью и воодушевить Его примером. А как только они принимали евангельские принципы, то все их суеверия и предрассудки исчезали сами собой. ВБ 180.2
Постепенно идеи Реформации овладевали умами в Цюрихе. Встревоженные противники объединились, чтобы дать решительный отпор. Всего год прошел с тех пор, как в Вормсе виттенбергский монах ответил «нет» папе и императору, и теперь в Цюрихе все готовы были противодействовать папским притязаниям. Нападки на Цвингли не прекращались. В папских кантонах время от времени сжигали на кострах учеников Евангелия, но и это казалось недостаточным: нужно было заставить замолчать самого учителя ереси. Констанцский епископ послал трех представителей в совет Цюриха, обвинивших Цвингли в распространении учений, подстрекающих народ нарушать церковные законы и угрожающих таким образом покою и благоденствию всего общества. «Если авторитет Церкви поколеблется, — говорилось дальше, — то это приведет к полной анархии». Цвингли ответил, что в течение четырех лет он проповедовал Евангелие в Цюрихе, «который стал одним из самых спокойных и мирных городов в конфедерации». «Разве из этого не следует, — сказал он, — что Евангелие является наилучшим залогом всеобщей безопасности?»132Уайли, книга 8, глава 11 ВБ 180.3
Посланцы епископа убеждали членов совета в том, что без Церкви нет спасения. Цвингли ответил: «Пусть это обвинение не пугает вас. Основание Церкви — Та же Скала и Тот же Христос, Который нарек Симона Петром, потому что тот открыто исповедал Его. Во всяком народе любой человек, который от всего сердца верит в Иисуса, принимается Богом. Такие люди и составляют Церковь, без которой нет спасения».133Д’Обинье, книга 8, глава 11 И в результате этого совещания один из представителей епископа принял реформаторскую веру. ВБ 181.1
Совет отказался предпринимать какие бы то ни было меры против Цвингли, и Рим приготовился к очередной атаке. Извещенный о замыслах своих врагов, реформатор воскликнул: «Пусть они делают свое дело, я боюсь их так же, как нависшая над морем скала боится волн, разбивающихся о нее».134Уайли, книга 8, глава 11 Старания папистов способствовали лишь дальнейшему продвижению того дела, против которого они боролись. Истина продолжала распространяться. В Германии ее приверженцы, опечаленные исчезновением Лютера, снова воспрянули духом, услышав об успехе Евангельской вести в Швейцарии. ВБ 181.2
По мере развития идей Реформации в Цюрихе произошли заметные перемены в жизни людей: сократилось количество преступлений, в обществе воцарились согласие и порядок. «Мир поселился в нашем городе, — писал Цвингли, — здесь нет ссор, лицемерия, зависти и раздоров. Откуда может прийти подобное согласие, как не от Господа и нашего учения, дарующего нам плод мира и благочестия?»135Там же, глава 15 ВБ 181.3
Победы, одержанные Реформацией, заставили папистов с еще большей энергией и ожесточением приняться за ее уничтожение. Видя, как мало удалось добиться преследованием Лютера и его сторонников в Германии, они решили победить реформаторов их собственным оружием. Было решено устроить диспут и пригласить на него Цвингли, заранее обеспечив победу папистов на диспуте правильным выбором места его проведения и состава судей. Только бы удалось заманить Цвингли к себе — тогда они ни за что не выпустят его из своих рук. Они рассуждали так: если удастся заставить замолчать руководителя, то движение быстро потерпит крах. Однако это намерение они тщательно скрывали. ВБ 181.4
Диспут был назначен в Бадене, но Цвингли не появился на нем. Совет города Цюриха, догадываясь о коварных замыслах папистов и помня о кострах, на которых паписты сжигали вестников Евангелия в своих кантонах, не разрешил своему пастору подвергать себя опасности. В Цюрихе он готов был встретиться с любым представителем Рима, но ехать в Баден, где только что пролилась кровь мучеников за истину, означало идти на верную смерть. Интересы Реформации защищали Эколампадиус и Хаммер, а римское духовенство представляли известный доктор Экк с целой свитой ученых и прелатов. ВБ 182.1
Хотя Цвингли и не присутствовал на диспуте, его влияние ощущалось. Паписты сами назначили секретарей, а всем остальным было запрещено вести записи под угрозой смерти. Но, несмотря на это, Цвингли ежедневно получал точный доклад обо всем происходящем в Бадене. Один из студентов, присутствовавших на диспуте, каждый вечер записывал все аргументы сторон. Двое других доставляли эти записи и письма Эколампадиуса в Цюрих. В ответных посланиях реформатор высказывал свои пожелания и советы. Ответы он писал ночью, а утром студенты уже возвращались в Баден. Чтобы не вызвать подозрения у стражи, стоящей у городских ворот, они носили на голове корзины с домашней птицей и беспрепятственно проникали в город. ВБ 182.2
Так боролся Цвингли со своими коварными врагами. «Размышляя бессонными ночами, отправляя послания в Баден, — писал Миконий, — он сделал больше, чем если бы лично дискутировал со своими врагами».136Д’Обинье, книга 11, глава 13 ВБ 183.1
Паписты, предвкушая близкую победу, прибыли в Баден в роскошных одеяниях, украшенных драгоценностями. Они окружили себя роскошью, питались самыми изысканными блюдами и пили самые тонкие вина, облегчая бремя духовных обязанностей пирами и различными удовольствиями. Как же не походили на них реформаторы, которые в глазах народа немногим отличались от нищих! Скромная еда отнимала у них очень мало времени. Хозяин дома, где остановился Эколампадиус, заглядывая к нему в комнату, всегда заставал его за чтением или молитвой. Немало изумляясь, он вынужден был признать, «что этот еретик — очень благочестивый человек». ВБ 183.2
Во время диспута «Эккен, исполненный высокомерия, взошел на великолепно украшенную кафедру, в то время как скромный Эколампадиус в бедной одежде занял отведенное ему место напротив своего противника, на грубо обтесанной скамье».137Там же Громкий голос и безграничная самоуверенность никогда не изменяли Эккену. А блеск золота и слава еще более воодушевляли его — ведь защитнику веры было обещано щедрое вознаграждение. Когда же наконец иссяк поток его красноречивых доказательств, он прибег к оскорблениям и даже проклятиям. ВБ 183.3
Скромный и не уповающий на свою силу Эколампадиус избегал спора и начал с торжественного признания: «Я не признаю никакого другого мерила, кроме Слова Божьего».138Там же Хотя он говорил мягко и вежливо, тем не менее в нем была заметна непреклонная воля и большой ум. В то время как римское духовенство, по своему обыкновению, ссылалось на авторитет обычаев и преданий Церкви, реформатор твердо придерживался Священного Писания. «Традиция, — сказал он, — не имеет силы в Швейцарии, если только она не закреплена в конституции; но что касается вопросов веры, то здесь нашей конституцией является Библия».139Там же ВБ 183.4
Бросавшаяся в глаза разница между участниками диспута не осталась незамеченной. Ясные и определенные доводы реформатора, высказанные мягко и сдержанно, привели к тому, что народ с отвращением отвернулся от хвастливых и гневных тирад Эккена. ВБ 184.1
Диспут продолжался восемнадцать дней. После его окончания паписты самонадеянно объявили, что победа осталась на их стороне. Большинство депутатов поддержали Рим, и сейм, признав реформаторов побежденными, постановил, что они вместе с Цвингли отлучаются от Церкви. Но впоследствии стало ясно, кто одержал победу. Диспут в Бадене стал сильным толчком в распространении протестантизма, и через самое короткое время такие крупные города, как Базель и Берн, перешли на сторону Реформации. ВБ 184.2
Chapter 9—The Swiss Reformer
In the choice of instrumentalities for the reforming of the church, the same divine plan is seen as in that for the planting of the church. The heavenly Teacher passed by the great men of the earth, the titled and wealthy, who were accustomed to receive praise and homage as leaders of the people. They were so proud and self-confident in their boasted superiority that they could not be molded to sympathize with their fellow men and to become colaborers with the humble Man of Nazareth. To the unlearned, toiling fishermen of Galilee was the call addressed: “Follow Me, and I will make you fishers of men.” Matthew 4:19. These disciples were humble and teachable. The less they had been influenced by the false teaching of their time, the more successfully could Christ instruct and train them for His service. So in the days of the Great Reformation. The leading Reformers were men from humble life—men who were most free of any of their time from pride of rank and from the influence of bigotry and priestcraft. It is God’s plan to employ humble instruments to accomplish great results. Then the glory will not be given to men, but to Him who works through them to will and to do of His own good pleasure. GC 171.1
A few weeks after the birth of Luther in a miner’s cabin in Saxony, Ulric Zwingli was born in a herdsman’s cottage among the Alps. Zwingli’s surroundings in childhood, and his early training, were such as to prepare him for his future mission. Reared amid scenes of natural grandeur, beauty, and awful sublimity, his mind was early impressed with a sense of the greatness, the power, and the majesty of God. The history of the brave deeds achieved upon his native mountains kindled his youthful aspirations. And at the side of his pious grandmother he listened to the few precious Bible stories which she had gleaned from amid the legends and traditions of the church. With eager interest he heard of the grand deeds of patriarchs and prophets, of the shepherds who watched their flocks on the hills of Palestine where angels talked with them, of the Babe of Bethlehem and the Man of Calvary. GC 171.2
Like John Luther, Zwingli’s father desired an education for his son, and the boy was early sent from his native valley. His mind rapidly developed, and it soon became a question where to find teachers competent to instruct him. At the age of thirteen he went to Bern, which then possessed the most distinguished school in Switzerland. Here, however, a danger arose which threatened to blight the promise of his life. Determined efforts were put forth by the friars to allure him into a monastery. The Dominican and Franciscan monks were in rivalry for popular favor. This they endeavored to secure by the showy adornments of their churches, the pomp of their ceremonials, and the attractions of famous relics and miracle-working images. GC 172.1
The Dominicans of Bern saw that if they could win this talented young scholar, they would secure both gain and honor. His extreme youth, his natural ability as a speaker and writer, and his genius for music and poetry, would be more effective than all their pomp and display, in attracting the people to their services and increasing the revenues of their order. By deceit and flattery they endeavored to induce Zwingli to enter their convent. Luther, while a student at school, had buried himself in a convent cell, and he would have been lost to the world had not God’s providence released him. Zwingli was not permitted to encounter the same peril. Providentially his father received information of the designs of the friars. He had no intention of allowing his son to follow the idle and worthless life of the monks. He saw that his future usefulness was at stake, and directed him to return home without delay. GC 172.2
The command was obeyed; but the youth could not be long content in his native valley, and he soon resumed his studies, repairing, after a time, to Basel. It was here that Zwingli first heard the gospel of God’s free grace. Wittembach, a teacher of the ancient languages, had, while studying Greek and Hebrew, been led to the Holy Scriptures, and thus rays of divine light were shed into the minds of the students under his instruction. He declared that there was a truth more ancient, and of infinitely greater worth, than the theories taught by schoolmen and philosophers. This ancient truth was that the death of Christ is the sinner’s only ransom. To Zwingli these words were as the first ray of light that precedes the dawn. GC 173.1
Zwingli was soon called from Basel to enter upon his lifework. His first field of labor was in an Alpine parish, not far distant from his native valley. Having received ordination as a priest, he “devoted himself with his whole soul to the search after divine truth; for he was well aware,” says a fellow Reformer, “how much he must know to whom the flock of Christ is entrusted.”—Wylie, b. 8, ch. 5. The more he searched the Scriptures, the clearer appeared the contrast between their truths and the heresies of Rome. He submitted himself to the Bible as the word of God, the only sufficient, infallible rule. He saw that it must be its own interpreter. He dared not attempt to explain Scripture to sustain a preconceived theory or doctrine, but held it his duty to learn what is its direct and obvious teaching. He sought to avail himself of every help to obtain a full and correct understanding of its meaning, and he invoked the aid of the Holy Spirit, which would, he declared, reveal it to all who sought it in sincerity and with prayer. GC 173.2
“The Scriptures,” said Zwingli, “come from God, not from man, and even that God who enlightens will give thee to understand that the speech comes from God. The word of God ... cannot fail; it is bright, it teaches itself, it discloses itself, it illumines the soul with all salvation and grace, comforts it in God, humbles it, so that it loses and even forfeits itself, and embraces God.” The truth of these words Zwingli himself had proved. Speaking of his experience at this time, he afterward wrote: “When ... I began to give myself wholly up to the Holy Scriptures, philosophy and theology (scholastic) would always keep suggesting quarrels to me. At last I came to this, that I thought, `Thou must let all that lie, and learn the meaning of God purely out of His own simple word.’ Then I began to ask God for His light, and the Scriptures began to be much easier to me.”—Ibid., b. 8, ch. 6. GC 174.1
The doctrine preached by Zwingli was not received from Luther. It was the doctrine of Christ. “If Luther preaches Christ,” said the Swiss Reformer, “he does what I am doing. Those whom he has brought to Christ are more numerous than those whom I have led. But this matters not. I will bear no other name than that of Christ, whose soldier I am, and who alone is my Chief. Never has one single word been written by me to Luther, nor by Luther to me. And why? ... That it might be shown how much the Spirit of God is in unison with itself, since both of us, without any collusion, teach the doctrine of Christ with such uniformity.”—D’Aubigne, b. 8, ch. 9. GC 174.2
In 1516 Zwingli was invited to become a preacher in the convent at Einsiedeln. Here he was to have a closer view of the corruptions of Rome and was to exert an influence as a Reformer that would be felt far beyond his native Alps. Among the chief attractions of Einsiedeln was an image of the Virgin which was said to have the power of working miracles. Above the gateway of the convent was the inscription, “Here a plenary remission of sins may be obtained.”—Ibid., b. 8, ch. 5. Pilgrims at all seasons resorted to the shrine of the Virgin; but at the great yearly festival of its consecration multitudes came from all parts of Switzerland, and even from France and Germany. Zwingli, greatly afflicted at the sight, seized the opportunity to proclaim liberty through the gospel to these bondslaves of superstition. GC 174.3
“Do not imagine,” he said, “that God is in this temple more than in any other part of creation. Whatever be the country in which you dwell, God is around you, and hears you.... Can unprofitable works, long pilgrimages, offerings, images, the invocation of the Virgin or of the saints, secure for you the grace of God? ... What avails the multitude of words with which we embody our prayers? What efficacy has a glossy cowl, a smooth-shorn head, a long and flowing robe, or gold-embroidered slippers? ... God looks at the heart, and our hearts are far from Him.” “Christ,” he said, “who was once offered upon the cross, is the sacrifice and victim, that had made satisfaction for the sins of believers to all eternity.”—Ibid., b. 8, ch. 5. GC 175.1
To many listeners these teachings were unwelcome. It was a bitter disappointment to them to be told that their toilsome journey had been made in vain. The pardon freely offered to them through Christ they could not comprehend. They were satisfied with the old way to heaven which Rome had marked out for them. They shrank from the perplexity of searching for anything better. It was easier to trust their salvation to the priests and the pope than to seek for purity of heart. GC 175.2
But another class received with gladness the tidings of redemption through Christ. The observances enjoined by Rome had failed to bring peace of soul, and in faith they accepted the Saviour’s blood as their propitiation. These returned to their homes to reveal to others the precious light which they had received. The truth was thus carried from hamlet to hamlet, from town to town, and the number of pilgrims to the Virgin’s shrine greatly lessened. There was a falling off in the offerings, and consequently in the salary of Zwingli, which was drawn from them. But this caused him only joy as he saw that the power of fanaticism and superstition was being broken. GC 175.3
The authorities of the church were not blind to the work which Zwingli was accomplishing; but for the present they forbore to interfere. Hoping yet to secure him to their cause, they endeavored to win him by flatteries; and meanwhile the truth was gaining a hold upon the hearts of the people. GC 176.1
Zwingli’s labors at Einsiedeln had prepared him for a wider field, and this he was soon to enter. After three years here he was called to the office of preacher in the cathedral at Zurich. This was then the most important town of the Swiss confederacy, and the influence exerted here would be widely felt. The ecclesiastics by whose invitation he came to Zurich were, however, desirous of preventing any innovations, and they accordingly proceeded to instruct him as to his duties. GC 176.2
“You will make every exertion,” they said, “to collect the revenues of the chapter, without overlooking the least. You will exhort the faithful, both from the pulpit and in the confessional, to pay all tithes and dues, and to show by their offerings their affection to the church. You will be diligent in increasing the income arising from the sick, from masses, and in general from every ecclesiastical ordinance.” “As for the administration of the sacraments, the preaching, and the care of the flock,” added his instructors, “these are also the duties of the chaplain. But for these you may employ a substitute, and particularly in preaching. You should administer the sacraments to none but persons of note, and only when called upon; you are forbidden to do so without distinction of persons.”—Ibid., b. 8, ch. 6. GC 176.3
Zwingli listened in silence to this charge, and in reply, after expressing his gratitude for the honor of a call to this important station, he proceeded to explain the course which he proposed to adopt. “The life of Christ,” he said, “has been too long hidden from the people. I shall preach upon the whole of the Gospel of St. Matthew, ... drawing solely from the fountains of Scripture, sounding its depths, comparing one passage with another, and seeking for understanding by constant and earnest prayer. It is to God’s glory, to the praise of His only Son, to the real salvation of souls, and to their edification in the true faith, that I shall consecrate my ministry.”—Ibid., b. 8, ch. 6. Though some of the ecclesiastics disapproved his plan, and endeavored to dissuade him from it, Zwingli remained steadfast. He declared that he was about to introduce no new method, but the old method employed by the church in earlier and purer times. GC 176.4
Already an interest had been awakened in the truths he taught; and the people flocked in great numbers to listen to his preaching. Many who had long since ceased to attend service were among his hearers. He began his ministry by opening the Gospels and reading and explaining to his hearers the inspired narrative of the life, teachings, and death of Christ. Here, as at Einsiedeln, he presented the word of God as the only infallible authority and the death of Christ as the only complete sacrifice. “It is to Christ,” he said, “that I desire to lead you—to Christ, the true source of salvation.”—Ibid., b. 8, ch. 6. Around the preacher crowded the people of all classes, from statesmen and scholars to the artisan and the peasant. With deep interest they listened to his words. He not only proclaimed the offer of a free salvation, but fearlessly rebuked the evils and corruptions of the times. Many returned from the cathedral praising God. “This man,” they said, “is a preacher of the truth. He will be our Moses, to lead us forth from this Egyptian darkness.”—Ibid., b. 8, ch. 6. GC 177.1
But though at first his labors were received with great enthusiasm, after a time opposition arose. The monks set themselves to hinder his work and condemn his teachings. Many assailed him with gibes and sneers; others resorted to insolence and threats. But Zwingli bore all with patience, saying: “If we desire to gain over the wicked to Jesus Christ, we must shut our eyes against many things.”—Ibid., b. 8, ch. 6. GC 177.2
About this time a new agency came in to advance the work of reform. One Lucian was sent to Zurich with some of Luther’s writings, by a friend of the reformed faith at Basel, who suggested that the sale of these books might be a powerful means of scattering the light. “Ascertain,” he wrote to Zwingli, “whether this man possesses sufficient prudence and skill; if so, let him carry from city to city, from town to town, from village to village, and even from house to house, among the Swiss, the works of Luther, and especially his exposition of the Lord’s Prayer written for the laity. The more they are known, the more purchasers they will find.”—Ibid., b. 8, ch. 6. Thus the light found entrance. GC 178.1
At the time when God is preparing to break the shackles of ignorance and superstition, then it is that Satan works with greatest power to enshroud men in darkness and to bind their fetters still more firmly. As men were rising up in different lands to present to the people forgiveness and justification through the blood of Christ, Rome proceeded with renewed energy to open her market throughout Christendom, offering pardon for money. GC 178.2
Every sin had its price, and men were granted free license for crime if the treasury of the church was kept well filled. Thus the two movements advanced,—one offering forgiveness of sin for money, the other forgiveness through Christ,—Rome licensing sin and making it her source of revenue; the Reformers condemning sin and pointing to Christ as the propitiation and deliverer. GC 178.3
In Germany the sale of indulgences had been committed to the Dominican friars and was conducted by the infamous Tetzel. In Switzerland the traffic was put into the hands of the Franciscans, under the control of Samson, an Italian monk. Samson had already done good service to the church, having secured immense sums from Germany and Switzerland to fill the papal treasury. Now he traversed Switzerland, attracting great crowds, despoiling the poor peasants of their scanty earnings, and exacting rich gifts from the wealthy classes. But the influence of the reform already made itself felt in curtailing, though it could not stop, the traffic. Zwingli was still at Einsiedeln when Samson, soon after entering Switzerland, arrived with his wares at a neighboring town. Being apprised of his mission, the Reformer immediately set out to oppose him. The two did not meet, but such was Zwingli’s success in exposing the friar’s pretensions that he was obliged to leave for other quarters. GC 178.4
At Zurich, Zwingli preached zealously against the pardonmongers; and when Samson approached the place, he was met by a messenger from the council with an intimation that he was expected to pass on. He finally secured an entrance by stratagem, but was sent away without the sale of a single pardon, and he soon after left Switzerland. GC 179.1
A strong impetus was given to the reform by the appearance of the plague, or Great Death, which swept over Switzerland in the year 1519. As men were thus brought face to face with the destroyer, many were led to feel how vain and worthless were the pardons which they had so lately purchased; and they longed for a surer foundation for their faith. Zwingli at Zurich was smitten down; he was brought so low that all hope of his recovery was relinquished, and the report was widely circulated that he was dead. In that trying hour his hope and courage were unshaken. He looked in faith to the cross of Calvary, trusting in the all-sufficient propitiation for sin. When he came back from the gates of death, it was to preach the gospel with greater fervor than ever before; and his words exerted an unwonted power. The people welcomed with joy their beloved pastor, returned to them from the brink of the grave. They themselves had come from attending upon the sick and the dying, and they felt, as never before, the value of the gospel. GC 179.2
Zwingli had arrived at a clearer understanding of its truths, and had more fully experienced in himself its renewing power. The fall of man and the plan of redemption were the subjects upon which he dwelt. “In Adam,” he said, “we are all dead, sunk in corruption and condemnation.”—Wylie, b. 8, ch. 9. “Christ ... has purchased for us a never-ending redemption.... His passion is ... an eternal sacrifice, and everlastingly effectual to heal; it satisfies the divine justice forever in behalf of all those who rely upon it with firm and unshaken faith.” Yet he clearly taught that men are not, because of the grace of Christ, free to continue in sin. “Wherever there is faith in God, there God is; and wherever God abideth, there a zeal exists urging and impelling men to good works.”—D’Aubigne, b. 8, ch. 9. GC 180.1
Such was the interest in Zwingli’s preaching that the cathedral was filled to overflowing with the crowds that came to listen to him. Little by little, as they could bear it, he opened the truth to his hearers. He was careful not to introduce, at first, points which would startle them and create prejudice. His work was to win their hearts to the teachings of Christ, to soften them by His love, and keep before them His example; and as they should receive the principles of the gospel, their superstitious beliefs and practices would inevitably be overthrown. GC 180.2
Step by step the Reformation advanced in Zurich. In alarm its enemies aroused to active opposition. One year before, the monk of Wittenberg had uttered his No to the pope and the emperor at Worms, and now everything seemed to indicate a similar withstanding of the papal claims at Zurich. Repeated attacks were made upon Zwingli. In the papal cantons, from time to time, disciples of the gospel were brought to the stake, but this was not enough; the teacher of heresy must be silenced. Accordingly the bishop of Constance dispatched three deputies to the Council of Zurich, accusing Zwingli of teaching the people to transgress the laws of the church, thus endangering the peace and good order of society. If the authority of the church were to be set aside, he urged, universal anarchy would result. Zwingli replied that he had been for four years teaching the gospel in Zurich, “which was more quiet and peaceful than any other town in the confederacy.” “Is not, then,” he said, “Christianity the best safeguard of the general security?”—Wylie, b. 8, ch. 11. GC 180.3
The deputies had admonished the councilors to continue in the church, out of which, they declared, there was no salvation. Zwingli responded: “Let not this accusation move you. The foundation of the church is the same Rock, the same Christ, that gave Peter his name because he confessed Him faithfully. In every nation whosoever believes with all his heart in the Lord Jesus is accepted of God. Here, truly, is the church, out of which no one can be saved.”—D’Aubigne, London ed., b. 8, ch. 11. As a result of the conference, one of the bishop’s deputies accepted the reformed faith. GC 181.1
The council declined to take action against Zwingli, and Rome prepared for a fresh attack. The Reformer, when apprised of the plots of his enemies, exclaimed: “Let them come on; I fear them as the beetling cliff fears the waves that thunder at its feet.”—Wylie, b. 8, ch. 11. The efforts of the ecclesiastics only furthered the cause which they sought to overthrow. The truth continued to spread. In Germany its adherents, cast down by Luther’s disappearance, took heart again, as they saw the progress of the gospel in Switzerland. GC 181.2
As the Reformation became established in Zurich, its fruits were more fully seen in the suppression of vice and the promotion of order and harmony. “Peace has her habitation in our town,” wrote Zwingli; “no quarrel, no hypocrisy, no envy, no strife. Whence can such union come but from the Lord, and our doctrine, which fills us with the fruits of peace and piety?”—Ibid., b. 8, ch. 15. GC 181.3
The victories gained by the Reformation stirred the Romanists to still more determined efforts for its overthrow. Seeing how little had been accomplished by persecution in suppressing Luther’s work in Germany, they decided to meet the reform with its own weapons. They would hold a disputation with Zwingli, and having the arrangement of matters, they would make sure of victory by choosing, themselves, not only the place of the combat, but the judges that should decide between the disputants. And if they could once get Zwingli into their power, they would take care that he did not escape them. The leader silenced, the movement could speedily be crushed. This purpose, however, was carefully concealed. GC 181.4
The disputation was appointed to be held at Baden; but Zwingli was not present. The Council of Zurich, suspecting the designs of the papists, and warned by the burning piles kindled in the papal cantons for confessors of the gospel, forbade their pastor to expose himself to this peril. At Zurich he was ready to meet all the partisans that Rome might send; but to go to Baden, where the blood of martyrs for the truth had just been shed, was to go to certain death. Oecolampadius and Haller were chosen to represent the Reformers, while the famous Dr. Eck, supported by a host of learned doctors and prelates, was the champion of Rome. GC 182.1
Though Zwingli was not present at the conference, his influence was felt. The secretaries were all chosen by the papists, and others were forbidden to take notes, on pain of death. Notwithstanding this, Zwingli received daily a faithful account of what was said at Baden. A student in attendance at the disputation made a record each evening of the arguments that day presented. These papers two other students undertook to deliver, with the daily letters of Oecolampadius, to Zwingli at Zurich. The Reformer answered, giving counsel and suggestions. His letters were written by night, and the students returned with them to Baden in the morning. To elude the vigilance of the guard stationed at the city gates, these messengers brought baskets of poultry on their heads, and they were permitted to pass without hindrance. GC 182.2
Thus Zwingli maintained the battle with his wily antagonists. He “has labored more,” said Myconius, “by his meditations, his sleepless nights, and the advice which he transmitted to Baden, than he would have done by discussing in person in the midst of his enemies.”—D’Aubigne, b. 11, ch. 13. GC 183.1
The Romanists, flushed with anticipated triumph, had come to Baden attired in their richest robes and glittering with jewels. They fared luxuriously, their tables spread with the most costly delicacies and the choicest wines. The burden of their ecclesiastical duties was lightened by gaiety and reveling. In marked contrast appeared the Reformers, who were looked upon by the people as little better than a company of beggars, and whose frugal fare kept them but short time at table. Oecolampadius’s landlord, taking occasion to watch him in his room, found him always engaged in study or at prayer, and greatly wondering, reported that the heretic was at least “very pious.” GC 183.2
At the conference, “Eck haughtily ascended a pulpit splendidly decorated, while the humble Oecolampadius, meanly clothed, was forced to take his seat in front of his opponent on a rudely carved stool.”—Ibid., b. 11, ch. 13. Eck’s stentorian voice and unbounded assurance never failed him. His zeal was stimulated by the hope of gold as well as fame; for the defender of the faith was to be rewarded by a handsome fee. When better arguments failed, he had resort to insults, and even to oaths. GC 183.3
Oecolampadius, modest and self-distrustful, had shrunk from the combat, and he entered upon it with the solemn avowal: “I acknowledge no other standard of judgment than the word of God.”—Ibid., b. 11, ch. 13. Though gentle and courteous in demeanor, he proved himself able and unflinching. While the Romanists, according to their wont, appealed for authority to the customs of the church, the Reformer adhered steadfastly to the Holy Scriptures. “Custom,” he said, “has no force in our Switzerland, unless it be according to the constitution; now, in matters of faith, the Bible is our constitution.”—Ibid., b. 11, ch. 13. GC 183.4
The contrast between the two disputants was not without effect. The calm, clear reasoning of the Reformer, so gently and modestly presented, appealed to minds that turned in disgust from Eck’s boastful and boisterous assumptions. GC 184.1
The discussion continued eighteen days. At its close the papists with great confidence claimed the victory. Most of the deputies sided with Rome, and the Diet pronounced the Reformers vanquished and declared that they, together with Zwingli, their leader, were cut off from the church. But the fruits of the conference revealed on which side the advantage lay. The contest resulted in a strong impetus to the Protestant cause, and it was not long afterward that the important cities of Bern and Basel declared for the Reformation. GC 184.2